Какая грустная и трагическая история...
Фууу...
Пофантазирую. Общество не против?
Тиха околополярная зимняя ночь. Сонный медвед в своей
однокомнатной берлоге, ибо чутко спит, падло, слегка отвлёкся от лапососания, и шевельнул правым ухом. Сытые волки, устроившие в уютном сугробе лёжку, подумали "а не повыть-ли"... и не повыли. Белка и
Стрелка её беличьи ребёнки потеснее прижались друг к другу в тёплом гнёздышке.
В звенящей тишине почти неслышно скользит на лыжах фабрики "Красный партизан" безмолвная деловая тень. С ружжом.
Болото. Сосенки. Чахлые. Неразвившиеся. Патологически больные. Никогда им не быть статными и привлекательными. Грустна жЫть. Пичаль.
Впереди лыжника снимается стайка белых куропачей. Лыжник отработанным движение хватается за ремень ружья, но... ружьё примёрзло к плечу. От, жеж! Дёрг! Хрясь! Дёрг! Хрясь! Опять дёрг! Хрясь-хрясь-хрясь! Твоюмать! Закоченевшие пальцы пытаются найти предохранитель. Ибо единственно правильное решение бабахнуть этим двуствольным самовзводным карамультуком куда-нибудь, от выстрела стволы разогреются и ружжо отмёрзнет...
Медвед окончательно выплюнул лапу, которую предусмотрительно и заблаговременно измазал мухомором, и не спеша полез наружу пописять.
Так они и встретились. Зверь и человек. Окоченевшие пальцы наконец сдвинули предохранитель, и нажали на спуск. Медведь покакал и ушёл.
И вдруг, на глиссаде, появляется заблудившаяся сонная курица. Бдыщ! Бдыщь! Бдыщь-бдыщь-бдыщь! Курица уверенно делает ноги. Деловая фигура на лыжах присоединяет патронташ к ружью и стреляет очередями. Курица залегает и точит зубы. Лыжник тоже. В белом безмолвии назревает драма...
Мороз крепчает. Скоро вьюга. И Новый Год и оливье. Курица, покопавшись в вековом опыте предков, роет в снегу туннель. К лыжнику. Лыжник настороже, и слышит как ползёт ядрёна вошь, которая курица. Пропахшая порохом и оружейным маслом рука стиснула рукоятку кинжала. Закон
прерий, ой
тайги, ой
тундры (я не знаю шо там, если ошибся поправьте) - выживет только один, который сильнейший.
Всё ближе, и ближе, и ближе скребут куринные когти, всё отчётливее слышно её тяжелое дыхание. Лыжник неслышно, не потревожив студёную тишину, отстегнул лыжи, сгруппировался, и... бросок! Удар! Захват! Подсечка! Подножка! По спине палкой на! По лбу стук! Слева хук! Апперкот! Пальцем в глаз! Опять по спине палкой на!
А в это время тульские оружейники, вооружённые прибором ночного видения, наблюдали эту битву не на жизнь а на смерть, и цинично усмехались. Ибо опять пропихнули в продажу быстропримерзающее оружие. Всякое. Двухствольное, трёхствольное, четырёх... и пятиствольное тоже.
Почти одолел лыжник курицу, но вдруг бабахнул гром, вздрогнула земля, мгновенно высохло болото, и обернулась курица белой лебедью, а потом без паузы девой прекрасной со звездой во лбу и тридцатью тремя корешами мускулистыми в одеждах реконструкторских железных и домотканых. Ага, с ними ещё какой-то перец был, они его дядькой называли. Ну дядька так дядька, никто не возражает. И запрятал лыжнег ножик, и палкой, которой
курицу лебедь деву прекрасную по спине дубасил, стал сапоги свои отряхивать от снега, типа за гардеропом надо следить. Посмотрели на него тридцать три этих самых с дядькой, увидели шо мужик хозяйственный, бережливый, и быром за него свою деву прекрасную сосватали. И никуда он не делся, и жили они долго и счастливо, и было у них в семье много детей и мотоциклов, и до сих пор не померли а живут.
Не, в самом деле, шею голыми руками свернул, ноги переломал, крылья выдернул... как-то кровожадно. Да?
